SM-News, Ирина Верхорубова, 15 марта 2019 г.
Источник: https://tomsk.sm-news.ru/poterya-zreniya-ne-tragediya-4256/
В Томске живет удивительный человек - полностью незрячий Михаил Пожидаев получил профессию программиста и разработал уникальное программное обеспечение, которое позволяет обучать компьютерной грамотности не только людей с ослабленным зрением, но и слепоглухих людей, а также слепых детей с отклонениями в умственном развитии. Сейчас он работает в Томском госуниверситете, на факультете информатики. Как ему удалось получить высшее образование и преподавать, с какими бытовыми трудностями приходится сталкиваться, и каковы его планы на будущее — об этом в нашем интервью.
— Михаил, как давно Вы потеряли зрение?
— Первые проблемы начались с 13-ти лет — пошло осложнение после аллергии в виде отслойки сетчатки. Операции шли одна за другой, но не помогли, и полностью зрение я потерял в 18 лет. Успел поступить на 1-й курс факультета информатики, но не доучился там даже до первой сессии, так как заболевание сильно обострилось. Я ушел в академотпуск, а через 2 года восстановился — снова стал первокурсником, но уже незрячим.
— Как справлялись с этой бедой?
— Ну, я все таки не один был. Большую поддержку мне оказывали и оказывают родители. Друзья тоже отнеслись с пониманием к тому, что произошло. Ну и просто пришлось приспосабливаться. Конечно, мне трудно перемещаться — до сих пор я самостоятельно хожу очень плохо. Чаще всего со мной за пределами квартиры находится моя помощница. Но сказать, что пришло ощущение трагедии… Нет. Понятно, что ничего веселого. Может, поначалу воспринималось так, что зрение еще вернется. Но время шло, и самым разумным было — приспособиться и продолжить обучение в новых обстоятельствах.
Наш декан, в то время им был Борис Афанасьевич Гладких, очень спокойно отнесся к идее меня восстановить. Я потом спрашивал у него: «Вы действительно не побоялись?» И он как-то так легко ответил: «Ну, а чего тут такого?». Хотя я был первым незрячим студентом на факультете информатики и до сих пор аналогичных примеров не знаю.
— А не возникало мысли оставить обучение именно по этой профессии и заняться чем-то более легким?
— Это напротив было бы очень трудно для меня, если не сказать — малореалистично. Я всегда чувствовал, что программист — это моя профессия. Отказаться от того, к чему у тебя душа лежит? Ну, допустим. Но опять же — тут-то я уже поступил. А как поступить незрячему на какое-то иное направление?
— Многие незрячие не получают высшего образования. Выбирают простые работы, где можно наощупь что-нибудь делать.
— Ах вот о чем речь. Но знаете, есть 3 наиболее жизнеспособные профессии, которые позволяют человеку с нарушениями зрения зарабатывать себе на жизнь. Это массажист, музыкант и программист. Если посмотреть на российскую действительность, в основном у нас такие люди работают массажистами. Их очень много. Музыканты тоже есть. Программистов, как ни странно, очень мало. И Основная проблема в том, что программист без образования — это все таки не то. Конечно, может быть еще масса примеров, где незрячие могут проявить себя, — например, быть аналитиком на финансовых рынках. Но тут опять же нужно хорошее математическое образование, и по факту таких специалистов нет. Некоторые психологами пытаются работать, но и их крайне мало.
— Я понимаю, что у Вас, что называется, мозги заточены под вашу профессию. Но как Вы, не видя, работаете за компьютером?
— Тут никакой фантастики. С информацией, передаваемой от человека к компьютеру, проблемы как таковой нет. В обратную сторону — да, проблема существует. Но и здесь есть выход, причем, в двух вариантах. Первый — это передача информации в речевом виде с использованием специальных программ — синтезаторов речи. Второй вариант — так называемый «брайлевский дисплей». И, может, тут было бы все просто, поскольку программы, которые так или иначе могут представить информацию с компьютера в речевом виде, существуют давно, еще с 90-х годов. Но проблема заключается в скорости работы и пороге вхождения в индивидуальное использование компьютера незрячими людьми.
Тут мы подходим к главной идее, вокруг которой сейчас все бурлит. Вот мы, в том числе — наш коллектив — занимаемся различными разработками. Но когда скорость работы медленная, это означает, что человек не может работать или учиться в коллективе и попадать в его ритм. Что касается овладения компьютером в принципе — если человек когда-то раньше видел интерфейс той же Windows, ему это дается проще. А вот когда дело доходит до детей или наоборот — пожилых людей… Это одна из самых сложных историй.
— И Вы стараетесь эту проблему решить?
— Да, с одной стороны эта история сложная, с другой стороны — она дает нам поле для деятельности. Решить эту задачу качественно — то есть обеспечить незрячим быструю работу за компьютером и сделать так, чтобы этот опыт был легко тиражируем, — мне кажется, сейчас это было бы очень востребовано. Но чисто технологически это непростая задача, предстоит разрешить очень много проблем.
— Наверное, это не просто не только технологически.
— Да, психологические проблемы тоже есть. Когда мы разговариваем с детьми, у которых проблемы со зрением, слышим, что многие не хотят учиться. Они не верят, что в таком состоянии можно себя найти и вести более-менее нормальную жизнь. Но мы ведем с ними работу. Мы стараемся как-то затянуть их в университеты.
— Чтобы понять, что это реально, наверное, нужно подробнее услышать о том, как Вы учились. Когда вернулись в университет после академического отпуска, Вам предложили какой-то индивидуальный план обучения?
— Нет, я учился вместе со всеми студентами, хотя меня предупредили, что я имею право на индивидуальный план. Но я ничем таким пользоваться не хотел. Правда, некоторые преподаватели со мной занимались индивидуально. Во-первых, потому что есть очень сложные дисциплины, в общем потоке я не мог бы разобраться с ними. Во-вторых, была проблема с перемещением — ходить вместе со всеми мне, естественно, трудно было. Но относительно режима обучения и скорости сдачи предметов — в этом плане я был наравне со всеми. Только первую сессию подзатянул, но потом выправился. И даже в аспирантуре, где очень важно защититься в срок, мы сделали все аккуратно.
— Как же Вы читали книги, если их нужно было в печатном виде взять? Или вся литература в научной библиотеке есть и со шрифтом Брайля?
— Нет. Открою Вам страшную тайну — я этот алфавит так и не освоил. Пытался его разобрать и выучить, но забросил. Все вещи, которые требуют какого-либо разбора — прочитать, написать, все делаю через компьютер. Если какой-то книги нет в Сети, ее можно отсканировать, загрузить в компьютер и воспользоваться синтезатором речи. Хотя есть и в этом плане еще проблемы, конечно. Есть системы, которые позволяют написать «красивую» математику или музыкальные партитуры. Но как в обратную сторону распознавать математические формулы или ноты — таких алгоритмов пока нет. И думаю, они еще не скоро появятся.
— Расскажите теперь подробнее про свою работу, которую ведете вместе с коллективом кафедры теоретических основ информатики. Чем вы занимаетесь?
— Начиналось все очень идейно, и, естественно, все это уходит в глубь моего обучения на факультете информатики. Когда у меня появилась необходимость работать, я посмотрел на существующие «говорящие» программы и решил, что сделаю лучше. К моменту окончания учебы у меня уже был собственный комплект ПО, помогающего работать. Это были как заимствованные программы, переписанные под себя, так и самостоятельно написанные. Комплект, был «кривоватенький», но мне он помог, и я никому не запрещал им пользоваться. А году к 2013-му появилась возможность переписать всю эту мою «конструкцию» более грамотно и красиво — чтобы сделать ее повсеместно тиражируемой и удобной. Конечно, все это оказалось непросто, и самая главная проблема — незрячие люди не понимают, зачем это надо. Есть же классический набор инструментов, с помощью которых можно прочитать страничку в интернете, написать письмо и так далее. Но эти инструменты не позволяют заниматься профессиональной деятельностью. Мы пытаемся убедить людей, что нужно развиваться.
— Это, наверное, нужно начинать делать еще в детстве или подростковом возрасте, если человек уже не видит.
— Да, и со стороны образовательных учреждений такой интерес возник. Томский госуниверситет, конечно, подхватил эту идею, а также Томский педуниверситет. Потом подключились томский и московский интернаты для слабовидящих и незрячих детей. Сейчас идет речь о том, что технический комплект — это, конечно, хорошо, но должна быть методология. Ребенка незрячего, конечно, нужно готовить к получению высшего образования с детства. И даже в условиях нехватки руки ресурсов мы с коллегами-педагогами пытаемся построить нормальную процедуру по обучению и социализации для таких детей. При этом мы стараемся сделать так, чтобы как можно больше работы было переложено на компьютер — все, что хоть капельку может быть автоматизировано.
— Какие результаты уже есть?
— Например, года 2 назад мы тесно сотрудничали с московским интернатом. Взялись за разработку нескольких курсов, в частности — обществознания, для старшеклассников. Полностью подготовили образовательные материалы — сделали прекрасные учебники, сервисы для проведения контрольных работ и самопроверки. Два года длилась у нас эта «драма» — мы детей пытались усадить за компьютер, они сопротивлялись, но мы объясняли им, что так учиться намного прикольнее. В конце концов мы своего добились. Но на продолжении этой стратегии сейчас, к сожалению, ни у кого нет денег. Тем не менее, мы продолжаем над ней работать, пытаемся еще больше ее автоматизировать, потому что делать учебники тем методом, как это было в первый раз, достаточно трудно. Процесс надо существенно удешевлять.
Сейчас в Томске пытаемся реализовать подобную историю — с курсом анатомии для 8-го класса, подключив к этому кучу народа — студентов факультета информатики, кафедру анатомии СибГМУ. Задача не простая — попробуйте незрячему ребенку объяснить, где какие органы находятся. Занятие то ещё. Но как это сделать, нам уже понятно. Так что работаем.
— А какие неудобства, существующие для незрячего человека — не обязательно программиста или музыканта, а в бытовом плане, Вы бы отметили?
— Лично у меня с самостоятельностью в бытовом плане, как я уже говорил, все очень плохо. Что касается квартиры — сейчас я живу с родителями, и они постарались создать там обстановку, которая для меня достаточно комфортна. Ну а все, что за пределами квартиры — с чьей либо помощью. особенно зимой. В принципе, говорят, что опытные незрячие люди могут самостоятельно ходить и по гололеду, и по сугробам. Но я очень плохо представляю, как это возможно. Что касается, например, магазинов, их старый формат уже мало где существует, в основном это супермаркеты. Найти что-либо там незрячему человеку очень трудно. До меня доходили слухи, что пытаются принять закон про маркировку продуктов питания, которая позволяла бы определить товар, имея в руках хотя бы «говорящий» смартфон. Возможно, это как-то поможет.
С автобусами тоже проблема. Самостоятельно я не могу туда войти. Знаю, что было несколько проектов — как помочь незрячим в решении этой проблемы. Проекты хорошие, но в существующей действительности я их применения не видел. Да даже если говорить о голосовых уведомлениях об остановках, которые звучат в автобусах, заметил, что с их введением они работали в 100 % автобусов, где я ездил. Сейчас замечаю, что «разговаривают» уже меньше половины томских автобусов, в которых я бываю.
— А расплачиваетесь в тех же магазинах и автобусах Вы как?
— Мне очень нравится. что сейчас платежные карты все больше входят в нашу жизнь. Из моей жизни уходит задача распознавать бумажные деньги, и это просто сказочные ощущения. Эта проблема считается классической, и как ее только не решали. Формально есть тактильные метки на купюрах. Но распознать их очень трудно. Мне даже среди опытных незрячих не попадались люди, которые могли бы с этим справиться.
— Вы не раз по работе бывали в других странах. Как там обстоят дела с условиями для незрячих и слабовидящих людей?
— Обстановка разная. Хочется отметить Лондон — там находиться очень комфортно. Огромное количество тактильной разметки на тротуарах и дорогах, а также в метро. У меня в Лондоне живет приятельница. Когда я туда приезжаю, она, конечно, ведет меня под руку. Но при этом мы можем идти очень быстро, даже по лестницам или если впереди есть бордюр. Но и там, конечно, не все прекрасно. Тот же лондонский метрополитен — это кошмарный сон. Вы выходите на станции, а оттуда ведут семь путей. Как там находиться незрячему человеку одному, я не представляю, там и зрячий-то не всегда разберется, куда ему идти. Хотя на многих станциях есть кнопка вызова помощника для инвалидов — ее можно нажать, придет сотрудник метрополитен и проводит тебя к нужному поезду или к выходу. Офисные пространства там тоже лучше адаптированы для незрячих. А у British Airways на дверцах туалетов в самолетах размещены таблички с шрифтом Брайля. Там написано, где что в туалете находится.
— Раз Вы говорите, что обстановка везде разная, получается, не везде в Европе такие условия для незрячих созданы?
— Да. Пример противоположный — Афины. Там передвигаться очень сложно. На каждых пяти метрах пути будут обязательно стоять дерево, лестница, горка или еще какое-нибудь препятствие. При этом никаких особых сигналов для незрячих об этих препятствиях мне не попадалось. Но целом, конечно, в Европе и США на улицах гораздо чаще встречаются незрячие люди, чем в России. Однако и Лондон, и Нью-Йорк — это города, на которые, конечно, надо ориентироваться нам, но с очень большими оговорками. Во-первых, из-за климата — он совершенно другой у нас. Во-вторых, эти города совсем по-другому спроектированы. Говорить, что везде должно быть точно так же, нельзя.
— А в России Вам встречался персонал, который помогает незрячим — в транспорте, например?
— Да. Один раз была удивительная история. Мы с папой летели в Москву «Аэрофлотом». Заняли свои места, и вдруг слышим объявление: «Пассажир Пожидаев, подойдите к старшему бортпроводнику». Мы поначалу испугались: что такое, что им от нас надо? Подходим, а там нас встречает доброжелательная девушка и говорит: «Что ж вы не предупредили, что есть проблемы со зрением? Я сейчас направлю для вас помощника». И в аэропорту нас встречал мужчина, который сдал багаж, провел нас до аэроэкспресса, посадил туда и самое главное — подключил к работе аналогичную службу, которая есть в московском метрополитене. Нас там тоже встретили, проехали с нами до конечной точки маршрута и папе упростили жизнь тем, что на всех переходах помогали нести багаж. То есть, видно, что преобразования идут в нашей стране, и люди стараются.
— Тем не менее, у Вас же есть реальная возможность переехать из России. Почему остаетесь здесь?
— Уехать из страны — это альтернатива, которая надо мной довлеет. У меня есть родные и знакомые, которые живут за рубежом. Мое положение в Томске, конечно, социально уязвимо, и оно многих тревожит. Но я не хочу никуда уезжать и надеюсь, что не захочу.
— Почему? Не хочется оставлять родителей, любимый город, любимый университет — что Вас держит? Или вы просто патриот?
— Тут мы подобрались к очень горячей теме в моей жизни. Конечно, можно сказать, что я патриот, но не фанатичный. Как турист я хорошо себя чувствую за пределами России, и, наверное, мог бы сказать, что мне там было бы намного лучше. Но, пожалуй, не скажу. Конечно, есть там выигрышные обстоятельства. Но я думаю: а мне там «крышу не скрутит»?
Потом, здесь у меня огромное количество друзей — в Томске и Москве. Мне, может, не повезло в других обстоятельствах в жизни, но с друзьями и коллегами повезло точно. Я не хочу терять этот круг общения.
С университетом тоже судьба уже сведена. Я родился напротив него, в томском роддоме № 1, и получилось по поговорке — «где родился, там и пригодился». Уже 20 лет я хожу в университет и чувствую, что это, видимо, еще надолго. Терять это все я не хочу.
— А какие планы на будущее?
— Если говорить про профессиональную деятельность, то, конечно, только в университете мне уже становится тесновато. Я, безусловно, хочу продолжать с ним общение, но под крылом какой организации — это уже вопрос сугубо финансовый. Сейчас у нашего коллектива нет той динамики развития, которая нужна. Если мы ее обеспечим, по большому счету, без разницы, где мы будем числиться.
— А на личную жизнь какие планы?
— Тут, не буду скрывать, у нас есть глубоко семейная проблема. В 30 с лишним лет жить с родителями как-то уже не очень хорошо. Но как решить эту проблему, я пока что не знаю. Хочется, конечно, создать свою семью. Для этого надо, наверное, меньше работой заниматься.
— Расскажите-ка для женской аудитории, которая будет читать это интервью, — что Вы помимо работы любите?
— Ну, когда есть деньги, я люблю путешествовать. Могу на пианино поиграть — привязанность к музыке у меня с детства осталась, и я продолжаю поддерживать дружеские отношения со своей учительницей. Я могу ноты писать, потом на флешке переношу их на компьютер, и через синтезатор он преобразует их в мелодию. Вот такое есть хобби.
— С такими увлечениями девушки точно должны уделять Вам много внимания. И программист, и музыкант, и вообще очень умный человек.
— Да я тоже думаю, что все будет хорошо. Иногда, конечно, я расстраиваюсь на эту тему. Но все должно наладиться, если рассуждать разумно. Мне моя помощница Лена — мы с ней хорошие друзья — даже в этом приходит на помощь. Когда, бывает, фаза усталости проходит, у нас начинается оголтелый рабочий режим с массой мероприятий, там встречаются девушки, с которыми можно было бы и пообщаться. Мы даже с Леной договариваемся — давай, говорю, ты будешь после каждого мероприятия дополнительно мне рассказывать, какие девушки там были — типа, вот такая-то, в принципе, ничего. Смешно, конечно, но а как иначе?